* * *
что напишет под утро снежком,
я уже научился читать —
ковыляет старуха с мешком,
а могла бы как птичка летать
по такому снежку не спеша
хорошо до никитских ворот,
а старуха из-за гаража
— и качается стая ворон
* * *
А. Б.
вот и зима, и земля из-под ног
столбики света роняет на воздух,
черный по небу скользит поводок,
тянет состав электричка на отдых
— нет ничего и не надо жалеть,
кроме трамваев твоих перезвона,
царских орлов почерневшая медь
лишняя тяжесть на лодке харона —
снегом засыпан вокзальный казан,
мир замирает на ножке штатива,
только один дребезжащий стакан
едет и едет за край объектива
* * *
январский вечер синий снег
по снегу белый человек
когда отбросит тень свою
скользнет как бабочка в раю
— и моего окна проем
и неба край и дворник в нем
его лопата в облаках
и треугольник молока —
все вдруг качнется оживет
начнет колоть по крышам лед
он заискрится захрустит
— по снегу бабочка скользит
* * *
В ночь на субботу шел последний снег.
Он был похож на кольца мокрой шерсти
как будто наверху овечье стадо
стригут, а шерсть бросают вниз
и липовые ветки на бульваре
качаются, когда они слетают.
В ночь на субботу шел последний снег.
По снегу, оставляя черный след,
шел человек, и снег ему казался
большой зимы немыслимым началом:
как если бы стоял не месяц март,
а приближалось время Козерога.
Смешно? Смешно. Конечно же, смешно.
В кармане у него билет на море
— к тому же дача, он хотел за лето
веранду перебрать и перекрасить…
А тут зима. «Хорошенькое дело!
Как незаметно лето пролетело».
Так думал человек — и улыбался.
И не жалел о том, что получилось.
А снег всё падал кольцами на землю,
раскачивая липовые ветки,
и стриженые овцы на бульваре
жевали снег, зимы не соблюдая.
* * *
памяти Виталика Науменко
твой первый последний осенний снежок
не почерк уже, но короткий стежок,
сшивающий черное с белым —
потом он становится беглым
как этот асфальт, исчезающий под
побелкой с таких раскаленных высот
— но мальчик уходит простужен
никто ему больше не нужен
* * *
мокрый флаг на великой стене,
своры чаек срываются с неба
я их видел когда-то во сне,а теперь очищаю от снега —
на босфоре метель, и суда
голосят в темноте, как цыгане,
— золотую цепочку со дна
заиграли в портовом шалмане,
и бренчит она там в тишине
побелевших от снега тюрбанов
по душе, позабывшей о сне
в этой каменной роще тюльпанов
* * *
И.К.
Под Рождество на Чистопрудном
бульваре, где я жил когда-то,
сердечко ёкает в нагрудном
кармане старого солдата —
ключом на проволочной связке
я открываю эти двери,
где наши детские коляски
и наши черные портфели.
Я прохожу по коридору
под безутешным снегопадом,
я слышу запах «Беломора»,
кофейным пахнет суррогатом.
Кому накрыли стол под лампой?
Зачем рыдает радиола?
Метель беснуется за рамой —
и мятный привкус валидола.
Они пройдут из темных комнат —
мне разговор их непонятен,
как много в доме темных комнат!
как мало в мире светлых пятен!
Когда всю ночь на Чистопрудном
зима качает фонарями
и поднимается по трубам
над ледяными зеркалами —
тогда по ниткам, словно черти,
сигают ангелы на стогна
и крылья складывают в плечи.
И заколачивают окна.
* * *
когда не останется больше причин,
я выйду в сугробы ночного проспекта,
где плавают голые рыбы витрин
и спит молоко в треугольных пакетах, —
в начале начал, где звенит чернозем,
я буду из греков обратно в варяги,
и женщина в белом халате подъем
сыграет на серой, как небо, бумаге
* * *
...под землёй
на перегоне в метро, в час пик
невысокий седой человек
в старомодном плаще
— мой отец
стоял в другом конце вагона
и чей-то локоть
мешал разглядеть его
как следует
я помнил его таким
с детства — тёмный
взгляд из-под бровей,
синева на щеках,
очки на цепочке, газетка,
— берет, который
я донашивал в школе
и этот взгляд — в себя
когда внутри
следишь за поплавком
(наверное, так
устроена мысль)
я, помню, дёрнулся:
— отец! — хотел окликнуть
или как в детстве "папа" —
но двери открылись
толпа схлынула
поплавок исчез
...снег снег снег
мокрый снег слетал медленно
и тут же таял, не оставляя
следа — словно
сквозь асфальт
про-ва-ли-вал-ся
— мои мысли
были похожи на этот снег
тоже ниоткуда слетали
и тоже без следа
падали
снег падал —
я поднимался
и машины поднимались
и дома над подвалами
и деревья, которые
больше не держались
за корни
— поднимались тоже
(наверное, так
устроена память)
за тридцать лет до этого
мой отец умер
* * *
среди зимы, её горящих статуй,
на холод не ропщи, за жар не ратуй —
пусть времени воронка тишину
толчет — ребёнка и жену
хватай, сажай их на осла,
оставь добро, так будет меньше зла,
и в прорубь года, в стужу его дней —
чем меньше звёзд, тем в темноте видней
одну, среди миров тобой зачатых
— живой души хотя бы отпечаток
хотя бы след как этот на снегу
* * *
короткий век, похожий на стежок,
похожий на короткий мой стишок,
в котором незадёрнута печаль
и женщина заваривает чай —
глядит во тьму, но видит не меня,
но снежное мелькание огня
и нитку машинально в пальцах вьёт
— а снег идёт идёт идёт
* * *
старых лип густая череда,
гнезда в липах словно черепа,
тихо на ветру во тьме стучат:
завтра будет сильный снегопад,
а пока на небе карусель,
плещет в небе стая карасей,
комья по настилу, гром копыт
— я стою, зима во мне летит
* * *
………….жизнь всё шла
то в шов, но чаще мимо шва
и в эти промахи, как мел,
снежок крошился и летел
на незакрытую тетрадь —
поскольку нечего терять,
за ночью день, за полем тьма
— полоска леса из окна,
и каждый первым быть хотел
белело поле, лес чернел